Прованс под небом Прибалтики

Усть-Нарва — маленький, отошедший к Эстонии пограничный городок на берегу Финского залива. В стародавние советские времена он был благополучным курортом с целой коллекцией разномастных пансионатов, а после закрытия границы превратился в сонный дачный поселок. Неторопливо текущая все лето, жизнь в нем с наступлением осени замирает. Побережье делается пустынным, и ветер, веющий с моря, приносит легкую и приятную печаль — предвестницу зимней хандры. Волны выбрасывают на берег розовые лепестки ракушек; темные коряги, высыхая, обретают ни с чем не сравнимый цвет черненого серебра. Ноги слегка увязают в охристом, слегка влажном, песке, над которым морской бриз треплет жесткие метелки осота и колючие листья ножевой травы. Колорит изысканно-сдержанный. Не противоречат ему и дома, словно выросшие из песка и укутанные небом. Но нет правил без исключений...

Особенный

Дом своеобразен; во всяком случае, на этой улице больше таких нет. Он относится к той разновидности домов, которые снаружи воспринимаются маленькими, а изнутри — неожиданно просторными. Два этажа: нижний — кирпичный; верхний, мансардный, — деревянный. Кровля двускатная, покрытая красной металлочерепицей, что вполне характерно для Прибалтики. Обращает на себя внимание только большое по площади остекление на фасаде. На участке — ухоженный газон, живая изгородь из кизильника, аккуратные клумбы да недостроенная летняя кухня с камином-барбекю в виде экзотической беседки из корявых стволов и ветвей. Участок обнесен невысокой кованой оградой на цоколе из бутового камня... Прочитав это скудное описание, можно задаться вопросом: а что, собственно, позволило выделить именно этот дом? Ответ прост — цвет.

А если точнее — цвета. А если еще точнее, то их сложные, тщательно подобранные оттенки. Стены и оконные рамы — разновидности зеленого. Ставни — розовато-терракотовые, наличники — вроде перезрелого граната. Первое впечатление: воплощенный кич или собранный на участке детский конструктор. Подумав, понимаешь: такое смелое введение цвета в сочетании с лаконичной архитектурной формой дает эффект равновесия. В этом, несомненно, заслуга хозяев и архитектора. Готовность к экспериментам с цветом и уважительному диалогу стала основой в нелегком деле воплощения нестандартных пожеланий заказчиков.

Архитектор Андрей Прокопович появился в сложный для них момент: Марина и Дмитрий были буквально в отчаянии, так как попытки руководить процессом проектирования и строительства дома приводили только к новым проблемам, разрешить которые без вмешательства профессионала им не удавалось... Но для того чтобы понять, откуда взялись подобные трудности, обратимся к предыстории.

Несколько лет назад это был, по Марининому выражению, обычный «сараюшко» — маленький, каркасно-щитовой, обложенный кирпичом, на заросшем бурьяном пятачке. А ей хотелось дома на манер американского — одноэтажного, свободно и широко располагающегося на участке, в плане — П-образного либо квадратного, с двориком посередине. Над проектом работали полгода. Но когда границу между Россией и Эстонией закрыли и хозяева не смогли наезжать сюда из Питера каждую неделю, стало ясно, что планы придется корректировать. Пришла даже мысль сделать только небольшой ремонт. Тут-то и возникли проблемы. Сняли крышу, вскрыли старые стены — дом, по словам Марины, просто рухнул. Все, что было под кирпичной обшивкой, обратилось в какую-то труху. Оставался фундамент, поглядев на который, владельцы поняли: строить тем не менее придется. Причем, естественно, в новых габаритах. Словом, прежний дом сделался фактически только гостиной, совмещенной с кухней. Остальные помещения первого этажа — две спальни, ванная с сауной и небольшая «подсобка» — были пристроены. Супруги на первых порах пытались осуществлять авторский надзор за ходом работ набегами — раз в две недели. Но за это время на участке либо ничего не происходило, либо наблюдались такие импровизации строителей, от которых делалось дурно. Тут и возник Андрей Прокопович: он стал именно тем человеком, который не только учел пожелания Дмитрия с Мариной, но и смог возглавить строительство. Мало того что архитектор изменил положение лестницы на второй этаж и планировку мансарды; ему удалось заложить основу того самого колористического решения всего дома, о котором и говорилось вначале.

Вопрос: «Почему?»

Прежде чем продолжить разговор о палитре, необходимо ответить на глобальный вопрос: почему был выбран именно подобный вариант декоративного оформления интерьера? На него лучше всего отвечает сама Марина:
«Наша питерская квартира буквально лишена цвета. Я сознательно делала ее такой холодной, бело-бежевой, чтобы создавалось впечатление большей освещенности и единства со зданием, в котором она находилась. Первые годы мне это очень нравилось. А потом, когда мы купили загородный «сараюшко», я поняла, что ужасно скучаю по ярким краскам. Просто физически. И захотела, чтобы будущий дом стал полной противоположностью квартире».

Поначалу хозяйка все же тяготела к сдержанному английскому стилю, и ее первоначальные замыслы не простирались на все цвета спектра. Но, листая журналы и наткнувшись на интерьеры в стиле «прованс», Марина почувствовала, что «переплыла Ла-Манш». Кажущаяся безалаберность вида французской деревни подразумевает под собой идеальное владение дополняющими цветами и оттенками основных. (Иначе есть опасность вместо пестрой, но гармоничной картинки получить цветовую какофонию.) Двигаясь поступательно, от фасадов к интерьеру, владелица дома осознавала всю сложность и интерес поставленной перед собой задачи. Хотя, предваряя возможные упреки в стилистической неточности применительно к «прованскому» антуражу, Марина делает обязательную оговорку, что строго не придерживалась ни одного направления. В частности, на камине в гостиной и в хозяйской спальне на первом этаже можно вычленить признаки колониального индийского стиля и там же — мексиканские мотивы в росписи. Некий налет классицизма легко прочитывается в кованых элементах наружной ограды и декоре мебели...

Взгляд изнутри

Фундаментальность первого этажа подчеркнута соответствующей гаммой. Активный оранжевый цвет ровных оштукатуренных стен оттенен светло-зеленой краской деревянных панелей, потолочных балок и яркими полосатыми шторами. Граница между штукатуркой и стеной обозначена синим, которым выделены также дверные косяки, сами двери и декоративные полочки для посуды. Балки и массивные деревянные стойки, обрамляющие проем между гостиной и кухней, создают обманчивый эффект конструктивной основы сооружения. На самом деле перед нами декорация, соответствующая стилевому замыслу. Вертикальные элементы и горизонтальная балка выкрашены под мореный дуб. Вообще, крайне симпатично, что цвет не скрывает фактуру дерева, его «топорную» обработку. Для дополнительного акцентирования этой «грубости» на балки прикреплены кованые скобы.

Второй, мансардный этаж — большая детская. Антресоль, на которую ведет лестница с первого этажа, является чем-то вроде гостиной-телевизионной и одновременно связующим звеном между спальней и балконом-терраской. Эта спальня, правда, не является исключительно местом для сна: она же — и большая детская, где функциональное деление хорошо прочитывается при взгляде на окна. С той стороны, где стоит рабочий стол и вдоль стен громоздятся игрушки, — сплошное остекление, а над кроватями — только маленькое мансардное оконце.

На втором этаже не окрашены только стропила и пол. А их естественный, зототисто-охристый цвет дерева, защищенный только лаком, должен, по-видимому, подчеркнуть конструктивную легкость мансарды.

Переходя к разговору о мебели, стоит заметить, что ее колористика, согласуясь с основными красками стен, ведет и самостоятельную тему. Более светлая и зрительно утяжеленная коваными деталями внизу, она становится лаконичнее и легче вверху. Впрочем, здесь, вероятно, нет особой закономерности.

Зачем нам кузнец?

Ответ виден еще от калитки. И она, и кованая ограда, и дровяник у крыльца, и скамейка только предваряют развернутый рассказ о мастерах, своим трудом довершивших стилевую цельность дома. То, что понадобится нестандартная мебель, Марине стало ясно сразу. Какая конкретно — тоже представлялось достаточно четко. Не менее четким было осознание и того, что в готовом виде ничего подобного не найти. Можно было бы заказать в специальном салоне, но это «влетело бы в копеечку» и нарушило бы один из принципов хозяйки — не приобретать для дома никаких несуразно дорогих предметов (что и оказалось с честью осуществленным). Второй принцип — эксклюзивность. Подобные правила, на первый взгляд, взаимно исключают друг друга, но только не в Усть-Нарве. Местные умельцы не имеют амбиций петербургских и западных коллег, однако, судя по Марининой мебели, мало чем уступают им в даровитости. Кузнец Виктор Локновский относится к большой плеяде русских мастеров молота и наковальни, которые любят всевозможные кованые изыски. И объяснить ему, что требуется нарочито грубая работа и вполне определенный рисунок узора, заказчице было отнюдь не просто. Но в конце концов он смирился с журнальными образцами и Марининой непреклонностью. Кованое кресло в гостиной, кованый верх комода, многочисленные вставки и накладки на мебель, не говоря уже о каминном наборе, — все это выполнено, словно на одном дыхании. Хотя в реальности делалось очень и очень постепенно. Безапелляционно-черная графика металла оттеняет и сдерживает цветовое разнообразие, а цвет, в свою очередь, выгодно подчеркивает ажурные железные завитки. Столяр Владимир Ивкин тоже возник как бы сам собой. Начав свою работу с изготовления дверных косяков и полотен, он переключился на мебель. Хозяйка максимально конкретизировала его задачу — размеры, форму и прочие параметры были заданы четко, поэтому импровизации исключались. Более того, если мастер «промахивался» в размерах, ему приходилось прямо на месте подгонять привезенное изделие. Таким образом, по словам Марины, перестановки в доме невозможны: каждый предмет стоит на своем раз и навсегда решенном месте.

Мебель должна стареть красиво, вместе с домом. А изначально задать ей тон поможет нарочитое нанесение на ее поверхности «следов времени». Этот прием известен достаточно давно, и здесь он использован практически везде. Сквозь наружный красочный слой, местами снятый наждаком, просвечивает нижний — белый, отчего каждый шкаф или комод приобретает зрительный эффект «вещи с историей».

Есть еще один изумительный элемент убранства — росписи, украшающие поверхности стен и мебели по всему дому. Также характерные для стиля «прованс», они представляют собой гирлянды, букеты и венки из хорошо знакомых нам растений средней полосы России. Васильки и вьюнки, ромашки и цветы сирени естественно воспринимаются на картинках в журнале и трогательно смотрятся «в живую», причем некоторая неуверенность живописца в обращении с кистью добавляет им живости. Молодая художница Маша Хамарсоо дебютировала как живописец; начала с мебели, постепенно увлекаясь решением столь своеобразной и ответственной задачи. Впрочем, Марину тоже настолько увлекла идея росписи, что она охотно предложила Маше «разрисовать» дверные косяки и сделать в гостевой спальне цветочный бордюр.

Теперь цель хозяйки — гармонично вписать дом в его окружение на участке. Тут Марине пришлось пойти на компромисс с собой и согласиться на посадку цветов, правда очень немногие растения выносят прибалтийский климат с его пронизывающими весенними и осенними ветрами. А тот выбор, который остается, крайне невелик. Но тем не менее Марина оптимистично настроена: она намерена поместить на зеленый фон газона не только цветы, но и малые формы.

Что же получилось?

Это один из немногих вопросов, который наш читатель вправе задать сам себе. И еще раз вспомнить об эклектике, о гармонии цветов, об особенности выбранного стиля, о... Ответим однозначно: дом получился. Можно только предполагать, чем он потом «обрастет» (в буквальном и переносном смысле), но уже ясно, что и в нынешнем виде вполне самодостаточен.

...А море совсем рядом. Прогулки вдоль кромки воды удивительно приятны. Кто-то начинает свой день с подобного променада. Кто-то купается под вечер, несмотря на нежаркую погоду. И потом, выйдя на берег, бросает короткий прощальный взгляд на горизонт, окрашенный во все краски заката.